Ожерелье из прошлого

— Ариночка, а откуда у тебя такое красивое ожерелье? — спросил Витя у племянницы, заметив у неё на шее крупные голубоватые бусины.

— Мама дала! — девочка радостно подбежала к нему. — Тебе нравится?

— Очень красивое, — улыбнулся он, но в улыбке чувствовалась странная напряжённость. — Можно посмотреть?

Арина сняла с шеи массивное ожерелье и протянула дяде.

— Фу-уф, — выдохнула она, — оно такое тяжёлое!

Витя почувствовал, как перехватило дыхание. На первый взгляд, это было самое обычное ожерелье из селенита, каких полно на рынках. Продолговатые бусины бледно-голубого цвета, простой шнурок, обычная застёжка — ничего примечательного.

Но он узнал его. Узнал не по бусинам — мужчины редко запоминают такие детали. Его взгляд зацепился за шнурок… вернее, за маленькие оплавленные узелки между бусинами.

Когда-то он подарил это ожерелье Лене, своей жене. Лена радовалась, носила его постоянно, пока однажды шнурок не порвался, и бусины не рассыпались по полу. Витя, не желая ждать ремонта, связал шнурок прямо на месте, а торчащие кончики узлов опалил зажигалкой. До конца опалить не получилось, и они слегка царапали кожу. Лена отказывалась менять шнурок, говоря, что так оно стало ей ещё дороже — ведь муж приложил руку к его починке.

Эти неровные, чуть подпаленные узелки и стали для Вити безошибочным знаком: это было её ожерелье.

— Оно есть… а Лены нет, — прошептал он, чувствуя, как предательски защипало в глазах.

— Ариночка, мама тебе его сама дала?

— Да, сказала, что ей неудобно его носить, а мне для игр подойдёт!

— А где мама?

— Наверное, во дворе, — пожала плечами девочка. — Играй с бусами, а я куклу Машку спать уложу!

Сжимая ожерелье в руке, Витя пошёл искать сестру.

— Лида, где ты? — крикнул он.

— Сейчас! — отозвалась она с улицы и вскоре вошла в кухню. — Что?

— Откуда у Арины это? — он показал ожерелье.

— Да игрушка её, — безразлично пожала плечами Лида.

— Я не про то, что это. Я спрашиваю, откуда оно взялось у неё.

— Откуда я знаю? Купили где-то. Это ж штамповка.

— Это селенит. Лунный камень. Не драгоценность, но и не игрушка для пятилетней девочки.

— Да что ты ко мне прицепился с этой безделушкой? У тебя дел нет? Приехал, навестил — и хватит.

— Лида, это ожерелье моей жены. Покойной жены. И я хочу знать, как оно оказалось у тебя.

— Может, Лена сама мне его отдала, — отвела взгляд Лида.

— Почему я уверен, что ты врёшь?

— Вот прицепился! Пришёл, с племянницей не поиграл, а по её игрушкам шарит!

Витя посмотрел на сестру тяжёлым взглядом. Та покраснела.

— Что тут у вас за шум? — в кухню зашла тётя Зоя.

— Тётя Зоя, откуда у Арины это ожерелье?

— Может, в садике с подружкой поменялась, — кашлянула она.

— Давно вы мне врёте, тётя Зоя? Это ожерелье Лены. Могу доказать. И Лена бы никогда его не отдала — тогда Арине было всего два года.

— Мама, ну скажи ему! — вспыхнула Лида. — Может, полицию вызовём?

— Да, Витя, — холодно сказала тётя Зоя. — Шёл бы ты.

Вите стало нехорошо. Взгляд зацепился за шкаф с посудой.

— А этот сервиз — не «Мадонна» ли? Я для Лены за бешеные деньги доставал! Его везли за три тысячи километров. У вас это — посуда на каждый день? Красные тарелки с горохом тоже Аринка в садике поменяла?

Обе женщины молчали.

— Думали, я не замечу? Мужчины, мол, на такое внимания не обращают…

Он вспомнил тот день. Лена в роддоме. Он дома, пьёт валерьянку, звонит, спрашивает: «Родила?» — а ему отвечают: «Осложнения…» Через пару часов Лены не стало, а их сын прожил меньше десяти минут.

Мир тогда рухнул.

До этого они были счастливы — четыре года, наполненные любовью, поездками, радостью. Ребёнка не планировали, но, узнав о беременности, готовились основательно: детская комната, защита для розеток, шкафы с игрушками…

И всё это — ради счастья, которое оборвалось в один день.

Витя стоял на кухне, сжимая ожерелье так, что побелели костяшки пальцев. Молчание Лиды и тёти Зои давило на него тяжелее, чем самые страшные слова. Казалось, что даже старые обои на стенах шепчутся между собой, осуждая и избегая его взгляда.

— Вы хотя бы понимаете, что это значит? — тихо, почти шёпотом произнёс он, но в голосе звенела сталь. — Это не просто вещи. Это память о Лене. Это то, что я должен был хранить. А оно — у вас. И вы даже не подумали сказать…

— Виктор, — тётя Зоя скрестила руки на груди, — у нас своих забот хватает. Что было, то было. Лена… она ведь… всё равно уже…

— Замолчи, — резко перебил он, чувствуя, как в груди поднимается злость, смешанная с болью. — Не смей так говорить!

Витя вспомнил, как после похорон Лены он пришёл в пустую квартиру. Он был словно ослеплён горем и почти ничего не заметил. Тогда ему казалось, что всё осталось на своих местах. Но он не проверял. Не заглядывал в шкафы, не пересчитывал вещи. Через пару недель он переехал к матери, а потом и вовсе уехал работать в другой город, лишь бы не видеть пустых стен.

Сейчас же, стоя здесь, он понимал: кто-то тихо, незаметно вытаскивал из той квартиры кусочки Лени — её любимую посуду, украшения, мелочи, которые были дороги им обоим.

— Лида, — он сделал шаг к сестре, — скажи честно: ты заходила в мою квартиру после похорон?

Она отпрянула, отвела глаза и упрямо сжала губы.

— Я спросил, — повторил он, — заходила?

— Мама заходила, — вдруг вырвалось у неё.

Тётя Зоя метнула на дочь такой взгляд, что та тут же прикусила язык. Но было поздно.

— Значит, — медленно проговорил Витя, — это ты, тётя Зоя, забрала вещи Лены?

— Да что ты всё драматизируешь! — в голосе женщины послышалось раздражение, хотя в глазах мелькнуло что-то похожее на испуг. — Там всё пылью покрывалось, а вещи хорошие. Зачем добру пропадать?

— Добру? — Витя горько усмехнулся. — Для тебя это добро. А для меня — это жизнь. Моя жизнь. Которую ты растащила по своим полкам.

Он почувствовал, как дрожат руки.

— И что ещё у тебя? — спросил он, делая шаг к шкафу. — Покажешь сама или мне всё перевернуть?

— Не смей! — тётя Зоя заслонила дверцы, но в её движениях не было решимости — лишь страх быть пойманной.

Витя оттолкнул её руку и распахнул шкаф. На верхней полке стояла фарфоровая ваза с нежными розовыми цветами — та самая, что он привёз Лене из их первой совместной поездки в Тулу. Рядом — её кружка с надписью «Моя звезда». В глубине — тёплый вязаный шарф, который он купил Лене на зимней ярмарке, когда она жаловалась, что горло мёрзнет.

Он вытащил шарф, сжал его в руках и почувствовал запах. Едва уловимый, но всё тот же — Лена.

— Зачем… — голос дрогнул. — Зачем вы это сделали?

— Виктор… — Лида попробовала приблизиться, но он отстранился.

— Я хочу всё вернуть, — жёстко сказал он. — Всё. Поняли? И если хоть одна вещь пропала или продана — я…

Он не договорил.

Перед глазами вдруг всплыло воспоминание: Лена, сидящая на кухне в ночной рубашке, пьёт чай и смеётся, рассказывая какую-то историю из детства. Свет от лампы падает на её лицо, и в тот момент она кажется ему самым родным и тёплым человеком на свете.

Витя моргнул — и картинка исчезла.

— Ты не понимаешь, — сказала тётя Зоя, — жизнь идёт. Надо смотреть вперёд.

— А я не могу, — тихо ответил он. — Не могу, пока у меня нет того, что осталось от Лены.

⸻

Вечером он вернулся домой с двумя коробками. Внутри были Ленины вещи: одежда, книги, посуда, украшения. Часть из них он помнил, часть — нет, но каждая была как осколок разбитого, но всё ещё ценного мира.

Он сидел на полу в гостиной, перебирал их, и время перестало существовать. Пальцы скользили по знакомым тканям, по холодному фарфору, по гладкой поверхности камней ожерелья.

На дне одной коробки он нашёл конверт. Пожелтевший, с Лениным почерком: «Для Вити. Открыть, если меня не станет».

Сердце ухнуло вниз.

Он долго не решался вскрыть его. Руки дрожали. Но в конце концов он надорвал край и развернул листок.

Внутри было всего несколько строк:

*«Если ты читаешь это, значит, меня уже нет. Пожалуйста, не замыкайся в себе. Живи. Люби. И помни, что я всегда рядом — в каждом предмете, который мы выбрали вместе, в каждом месте, где мы были. Не позволяй никому забрать то, что нам дорого. Это — твоё, Вить. Береги».

Я люблю тебя. Всегда. Твоя Лена.»*

Слёзы застилали глаза, и Витя прижал письмо к груди.

Он понял, что теперь должен сделать.

На следующее утро Витя проснулся с тяжёлой головой, будто всю ночь пил, хотя рта к алкоголю не прикасался. Он встал, прошёл на кухню, налил себе крепкого чая и сел к столу. Перед ним лежали две коробки с вещами Лены. Вчера он едва успел разобрать малую часть, но уже понял: много пропало.

Он достал блокнот, положил его рядом с кружкой и начал писать список — что он точно помнил в квартире, что Лена берегла, что имело для неё значение. Память работала медленно, но упорно вытаскивала из глубин образы: фарфоровая статуэтка балерины, шкатулка с резьбой, старая сумка из натуральной кожи, которую они купили на рынке в Праге, браслет с янтарём, семейный альбом с фотографиями…

Он подчеркнул альбом несколько раз. Это была святая святых — фотографии их поездок, праздников, смешные моменты. Если он не найдёт альбом — он не простит себе.

Где он может быть?

Мысли сами вернулись к разговору с Лидой и тётей Зоей. Обе вели себя так, словно хотели, чтобы он как можно быстрее ушёл и перестал задавать вопросы. Это значило, что они знали, что многое взяли — и что часть вещей у них до сих пор.

Витя допил чай, оделся и вышел. На улице стоял прохладный утренний воздух, солнце пробивалось сквозь редкие облака. Он шёл к дому тёти, и каждый шаг отдавался в голове решимостью: верну всё, что смогу.

⸻

Тётя Зоя открыла дверь с каменным лицом.

— Ты опять? — без приветствия.

— Да, я опять. Я пришёл забрать то, что принадлежит мне.

— Виктор, я тебе всё отдала.

— Нет, — он сделал шаг вперёд, — не всё. Где альбом?

Её глаза на мгновение дрогнули.

— Какой альбом?

— С фотографиями.

— Понятия не имею, о чём ты.

Витя резко прошёл мимо неё в дом.

— Ты что творишь?! — закричала Зоя.

— Ищу альбом. И шкатулку. И браслет с янтарём. — Он открывал шкафы, выдвигал ящики, заглядывал под диван.

На кухне, в верхнем шкафчике, он нашёл шкатулку. Та самая — тёмное дерево, вырезанные цветы по крышке. Он снял её, открыл — внутри было пусто.

— Где содержимое? — он обернулся к тёте.

— Ты уже переходишь все границы! — заорала она. — Это мой дом, понял? Мой! И я тебя сейчас…

— Что вы меня? — он приблизился к ней вплотную. — Вызовете полицию? Отлично. И я им расскажу, как вы, пользуясь моим горем, воровали из квартиры умершей.

Она побледнела.

— Не кричи, Арина спит.

— Тогда давай по-хорошему. Где альбом?

— Лида… — позвала она, и через минуту в дверях появилась сестра, заспанная и недовольная.

— Что ещё? — буркнула Лида.

— Отдай альбом Лены, — тихо сказала мать.

Лида замерла, потом нахмурилась.

— Мы же…

— Отдай, я сказала!

Сестра молча ушла в свою комнату и вернулась с альбомом. Витя взял его в руки, сердце защемило. Он машинально пролистал — там всё было. Каждая страница, каждая фотография. Лена смеялась с него с глянцевых страниц, живая, настоящая…

— Спасибо, — сказал он глухо. — Остальное тоже верните.

— Остального нет, — отрезала Лида. — Больше ничего твоего здесь нет.

Витя не поверил, но решил не устраивать новый скандал. Он уже знал: если копнуть глубже, многое найдётся у других. А Зоя и Лида не были единственными, кто заходил в квартиру после смерти Лены.

⸻

Вернувшись домой, он сел за стол и достал конверт с Лениным письмом. Перечитал его раз за разом. Слова «не позволяй никому забрать то, что нам дорого» теперь звучали как прямое указание.

Витя вспомнил, что ключи от квартиры тогда были и у соседки — тёти Раи. Она помогала с цветами, когда Лена лежала в больнице. И он помнил, что после похорон та приходила выражать соболезнования… но что-то в её взгляде тогда показалось ему странным.

Он поднялся, накинул куртку и отправился к соседке.

Тётя Рая открыла дверь быстро, будто ждала кого-то.

— Виктор, здравствуй, — сказала она натянуто. — Как ты?

— Был бы лучше, если бы знал, что мои вещи остались на месте.

— О чём ты? — удивилась она.

— О том, что из квартиры Лены пропали многие вещи. Я уже нашёл часть у Зои. И вот пришёл спросить… у тебя ничего моего нет?

Её лицо стало каменным.

— У меня? Нет, конечно.

— Можно я осмотрю твою кладовку? — спросил он прямо.

— Что?! — взвизгнула она. — Ты совсем?!

— Тогда я вызову полицию, — спокойно сказал он.

Она побледнела, но всё же отступила в сторону.

В кладовке, под старым пледом, он нашёл две большие сумки. В одной были книги — все Ленины, с её закладками и подписями. В другой — кухонные мелочи, кастрюли, формы для выпечки, сервировочные салфетки.

— Зачем вы это сделали? — спросил он.

Тётя Рая отвела глаза.

— Мне сказали, что ты всё равно уезжаешь, и квартира пустая. Что ты всё выбросишь.

— Кто сказал?

Она замялась, потом тихо выдохнула:

— Зоя.

⸻

Теперь картина становилась ясной. Зоя не просто брала вещи — она раздавала их другим. Вполне возможно, что что-то уже продано или подарено неизвестно кому.

Но Витя решил: он пойдёт до конца.

Ему предстояло найти то, что было самым дорогим из всего — кольцо Лены. Не обручальное, а то, которое он подарил ей на первую годовщину свадьбы. С золотым сердцем и маленьким сапфиром в центре. Лена носила его каждый день.

И где-то глубоко внутри он чувствовал: кольцо — ключ ко всей этой истории.