Между матерью и женой

— Настя, мне нужно с тобой серьёзно поговорить, — начал Вадим, стараясь говорить спокойно. — Просто выслушай меня до конца, хорошо? Без перебиваний…

— Это по какому поводу? — спокойно уточнила жена. — Что-то произошло?

— Вот! — Вадим раздражённо указал пальцем. — Я же только что попросил — не перебивай! И ты тут же…

— Извини, — сдержанно усмехнулась Настя. — Я подумала, что ты уже начал с сути. Продолжай.

— Я даже не знаю, с чего начать… В общем, у моих там полнейший кошмар. Димка требует, чтобы мама освободила квартиру.

— В смысле — требует? — Настя удивлённо подняла брови. — Он выгоняет родную мать из её же квартиры? Ты это серьёзно?

— Я сам в шоке, — вздохнул Вадим. — И даже вмешиваться туда не хочу. Ты знаешь, какой он у меня.

— Если бы мой брат попытался выкинуть маму из дома — я бы ему шею свернула, — хмыкнула Настя. — А твоя мама что?

— Молчит… И я боюсь, что скоро она окажется просто на улице. Вот я и подумал…

— Только не говори, что хочешь её к нам перевезти, — перебила Настя, вдруг похолодев.

— Именно это я и хотел обсудить, — посмотрел ей в глаза Вадим.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Настя резко подняла руку, словно ставя преграду между собой и этим разговором.

— Ты с ума сошёл? Почему бы не выставить из квартиры твоего Димку? Есть законы, суд, органы опеки. Пусть мама подаёт заявление!

— Она никогда не сделает этого. Ты же её знаешь…

— Конечно знаю. Это она тебя, едва ты из армии вернулся, выгнала на улицу, когда ты без работы был! А теперь — сына, тунеядца, — держит на руках и защищает!

— Настя, ну это их дела. Я туда лезть не хочу. Но и оставить её в беде не могу. Она всё-таки моя мать…

— Вадим, я тебе прямо скажу: я против. Если она здесь появится, спокойной жизни нам не будет. А я, прости, не готова жертвовать собой ради твоей мамы.

— Но я её люблю, несмотря ни на что. Не могу же бросить её!

— А я люблю себя! — Настя посмотрела ему прямо в глаза. — Себя и своё спокойствие. И не собираюсь терпеть ещё одного диктатора под одной крышей. Всё, Вадим. Этот разговор окончен.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вадим, разочарованный, не стал спорить. Он надеялся, что жена поймёт, но всё вышло иначе. Настя, конечно, всегда была прямолинейной, но он не ожидал такого твёрдого отказа.

На следующий день

На работе Вадим набрал маму. Сердце сжалось.

— Мам, привет… Слушай, я поговорил с Настей. Она против… Я даже не знаю, как её уговорить. Может, и правда надо бы с Димой поговорить по-мужски?

— Сына моего не трогай! — сразу рявкнула Светлана Викторовна. — Я не дам его в обиду!

— Тогда чего ты хочешь от меня? Живите с ним, если он для тебя дороже.

— Ты на мать не кричи! — начала раздражённо она. — Скажи лучше, кто у вас в доме хозяин? Ты или твоя Настя?

— Мам, не в этом дело…

— В этом, сынок! Если ты мужик, ты должен решать, а не у жены разрешения спрашивать! Что это за слабость такая?

— Я не хочу скандалов, мам. Если я тебя приведу, она устроит скандал. А мне этого не надо…

— Слабак ты, вот кто! — прошипела она. — Спасибо тебе, сынок, за благодарность. Когда я окажусь на улице, знай — это будет твоя вина! — и она повесила трубку.

Он несколько раз перезвонил, но она сбрасывала вызовы. Потом открыл контакт брата, хотел позвонить, но рука дрогнула — передумал.

Продолжение

Вечером дома всё было натянуто. Настя молча готовила ужин. Вадим сидел с телефоном, время от времени поглядывая на жену.

— Насть… — тихо начал он. — Ну может, хотя бы на время? На неделю-две… Пока я Димке объясню…

— Нет, — даже не обернувшись, отрезала она.

— Ты же понимаешь, что я не могу просто так бросить мать…

— А я не собираюсь терять покой. Сколько лет я строила это пространство — и всё ради того, чтобы она пришла и превратила его в ад?

Вадим замолчал. Он понимал, что Настя права. Но и чувство вины грызло изнутри.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Через два дня

Вадим решился: поехал к матери. Она открыла с заплаканным лицом.

— Я не могу больше, Вадик… Он кричит на меня, оскорбляет. Угрожает, что документы сожжёт.

— Мам, подай в суд. Или обратись в полицию.

— Я не могу, это же сын мой…

— А я кто, не сын?

Мать промолчала. Вадим посмотрел на неё с горечью.

— Тогда мне нечем помочь. Настя не примет тебя. Ты сама всё испортила — и с ней, и с нами. Но теперь тебе нужно выбирать: или ты защищаешь себя, или продолжаешь жертвовать всем ради Димы.

— Уходи, Вадим. Ты тоже предал меня.

Он ушёл. У ворот стоял, курил. Потом поехал домой.

Неделя спустя

Вадим сдался. Позвонил юристу. Узнал, что квартиру можно разделить, если есть основания. Мама в панике — отказывалась. Но он настоял: если не хочет жить на улице — пусть хотя бы оформит часть на себя и подаст на выселение.

Димка, узнав об этом, взбесился. Приехал к Вадиму — с кулаками. Настя вызвала полицию. Всё обошлось, но было шумно.

После этого мать снова позвонила.

— Ты выбрал свою жену, сынок. Живи с этим.

— А ты выбрала безволие, мам. Я предлагал тебе помощь. Но не такой ценой, чтобы разрушить свою семью.

Он положил трубку. И на этот раз — не перезвонил.

Прошло два месяца

Диму таки заставили съехать. Он скандалил, угрожал, но участковый, документы, давление юриста — всё дало результат. Мама осталась одна. Сначала она обиделась на всех. Потом стала звонить.

— Вадик, ты был прав. Прости меня. Я просто боялась…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вадим пригласил её в гости — на один день. Настя сначала была против. Но потом согласилась.

— Один вечер. Не больше.

Светлана Викторовна пришла с пирогами, с новыми духами и… с извинениями.

— Прости, Настя. Я вела себя плохо. Хочу наладить отношения.

Настя молча кивнула. Ужин прошёл спокойно. Без упрёков. Без подковырок.

Это было начало.

Спустя полгода

Мать Вадима переехала в другую квартиру — снятую, но уютную. Сама стала ходить к юристу, оформила свою часть. С Димой не общалась.

С Вадимом — понемногу налаживались отношения. С Настей — осторожно, но уже без войны.

А однажды она пришла в гости и вдруг тихо сказала:

— Спасибо вам обоим, что не бросили меня. Хотя могли.

И в тот вечер Настя впервые искренне улыбнулась Светлане Викторовне.

 

 

 

 

 

 

 

Прошла весна. Лето выдалось жарким — и по погоде, и по внутренним событиям семьи Вадима. Отношения, которые вроде бы начали теплеть, на деле оказались лишь видимостью хрупкого мира.

Светлана Викторовна действительно пыталась измениться. Она приходила в гости нечасто, приносила фрукты, иногда покупала что-то для внука — игрушки, книжки. В разговорах с Настей сдерживалась, говорила мягко. Вадим радовался: наконец-то между двумя главными женщинами в его жизни воцарился хотя бы холодный мир.

Но Настя чувствовала — за этой вежливостью всё ещё кроется гордость, обида и желание контроля.

— Вадим, ты заметил, как она каждый раз смотрит на меня, когда я что-то говорю при тебе? Как будто проверяет, не «командую» ли я. — Настя сказала это однажды вечером, когда они ужинали вдвоём.

— Да ты преувеличиваешь, — пожал плечами Вадим. — Она просто теперь осторожничает, боится ляпнуть что-нибудь не то. Это хорошо.

— Осторожничает не потому, что изменилась, а потому что боится, что ты снова от неё отвернёшься. Это не перемена, Вадим. Это просто маска.

Он замолчал. Ему не хотелось признавать правду, которую слышал в словах жены.

Неожиданный поворот

Однажды, в середине августа, Вадиму позвонили из клиники. Мама попала туда с гипертоническим кризом. Он бросил работу, примчался в приёмное отделение. Светлана Викторовна лежала на койке, с кислородной маской, бледная и подавленная.

— Мама, как ты? — Вадим взял её за руку.

— Нормально, — еле слышно прошептала она. — Просто немного переборщила с валидолом… Давление скакнуло.

— Ты почему не сказала? Почему не позвонила?

— А зачем? — грустно улыбнулась она. — Я же вам только мешаю. Я всё понимаю. Даже если и не говорите прямо.

— Мам, хватит. Не драматизируй. Я всё равно твой сын.

Вечером он сидел у её кровати. Светлана Викторовна дремала. А у него в голове крутились мысли. Воспоминания. Детство. Школьные собрания, когда мама шла за него заступаться. Как она одна поднимала двоих сыновей. Как пахали её руки. И как теперь — оказалась одна.

Он вернулся домой с тяжестью в груди.

— Что случилось? — встревоженно спросила Настя, едва он вошёл.

— Мама в больнице. Давление. Я хочу, чтобы она после выписки пожила у нас. Неделю. Может, две. Просто восстановиться.

Настя побледнела.

— Вадим… Ты обещал…

— Я знаю. Но сейчас исключение. С ней правда плохо. Я не прошу навсегда. Только чтобы она в себя пришла.

— А если потом ты снова не сможешь сказать ей «уходи»? — спросила Настя тихо, почти с болью. — Ты меня подведёшь, и мы опять начнём тонуть в этом всём.

Он молчал. И в этом молчании был весь ответ.

—

Болезнь объединяет?

Светлана Викторовна приехала на четвёртый день после выписки. Настя приняла её холодно, но вежливо. Никаких объятий, никаких чаёв. Просто показала комнату и сказала: «Если что — аптечка в ванной».

Первые два дня всё было спокойно. Бабушка лежала, читала, выходила на кухню и снова исчезала в комнате. На третий день Настя заметила, что Вадим начал вставать раньше обычного — чтобы сварить маме овсянку, принести ей воду, проверить таблетки.

И где-то глубоко внутри Настя почувствовала: она снова вторая.

—

— Я тебе не медсестра, Вадим. Уж будь добр, не жди от меня, что я буду бегать вокруг неё, — сказала она вечером, когда он вернулся из аптеки с тонометром.

— Я и не прошу. Я сам справлюсь.

— Так и справляйся. Только не забывай, что ты ещё и муж, и отец. А не только сын.

Вадим сжал губы. Он устал. У него было ощущение, что он стоит между двумя стенами, которые вот-вот сомкнутся.

Старая песня

Всё рухнуло на шестой день. Настя подала борщ — слишком солёный по мнению Светланы Викторовны.

— А кто так варит? Это же каша, а не суп. Ты воду, может, не добавила?

Настя молча поставила ложку и вышла из кухни.

— Мам! Ну ты же обещала! — зашипел Вадим.

— А что такого я сказала? Я просто…

— Хватит! — взорвался он. — Если ещё раз позволишь себе такое — поедешь домой. Сразу!

В комнате Настя сидела в кресле, скрестив руки. Глаза блестели от сдерживаемых слёз.

— Я знала, что это будет. Знала.

— Насть, она устала, ей плохо… Прости её.

— А меня кто простит?

Он ничего не ответил.

—

Развязка

На следующий день Светлана Викторовна собралась.

— Я уезжаю. Не хочу разрушать вашу семью. Вадим, спасибо тебе. Но, видимо, я и правда — чужая здесь.

Он молчал. Только помог ей дойти до машины.

— Ты ей не сказал «оставайся», — сказала Настя, когда он вернулся.

— Потому что она была права. Ты не простишь её. И я не заставлю.

— Потому что она не изменилась, Вадим. Только устала притворяться.

—

Эпилог: спустя полгода

Мама жила теперь в небольшом городке у тёти. Там было тише. И она звонила не каждый день, как раньше. А раз в неделю. Говорила коротко, но без упрёков.

С Димой не общалась.

Настя и Вадим купили путёвку в Сочи. Первый отпуск за пять лет.

Перед отъездом он написал маме:

«Мам, спасибо за всё. Я помню, как ты старалась. Но теперь — моя очередь быть мужем и отцом. Надеюсь, ты понимаешь.»

Ответа не было. Но через два дня пришла СМС:

«Я поняла, сынок. Береги Настю. Она у тебя сильная. Лучше меня.»

Настя сидела на пляже, читала книгу. Он подошёл, сел рядом, и, не говоря ни слова, просто взял её за руку.

На этот раз — это был настоящий мир. Без масок. Без принуждения. Без чужих голосов между ними.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прошёл почти год с тех пор, как Светлана Викторовна уехала к сестре. С тех пор всё будто бы вошло в норму: Настя и Вадим стали ближе друг к другу, реже ссорились, и, казалось бы, прошли тот жизненный поворот, где рушатся даже крепкие браки. Но однажды вечером Вадим вернулся домой не в духе.

— Что-то случилось? — спросила Настя, подавая ему чай.

— Мама… — вздохнул он. — У неё нашли опухоль. Доброкачественная, вроде. Но ей нужна операция.

Настя молча поставила чашку. По лицу мужа она поняла — разговор будет непростой.

— Она просит, чтобы я приехал. Сказала, что боится ложиться в больницу одна.

— Это понятно, — мягко сказала Настя. — Конечно, поезжай. Я бы и не остановила. Ты ей сын.

— Она… — Вадим замялся. — Она хочет, чтобы я был рядом после операции. Хотя бы на неделю. А там… Может, придётся и дольше остаться.

— Ты должен. Это правильно, — кивнула Настя. — Только, пожалуйста, пообещай мне одну вещь.

— Какую?

— Что ты не вернёшься оттуда с мыслью: «а может, и правда стоило бы маму забрать насовсем».

Вадим тяжело вздохнул. Он понял, насколько жена чувствует ситуацию. Настя вовсе не была жестокой или бессердечной. Она просто защищала границы своей жизни, своего дома.

У тёти Оли

Светлана Викторовна встретила его в больничной пижаме, но накрашенная и с аккуратно уложенными волосами. Он сразу понял: она готовилась к его приезду.

Тётя Оля — младшая сестра Светланы — тоже была там. Добродушная, громкая, с резким голосом, но мягким сердцем.

— Ну, герой явился! — радостно обняла она племянника. — А мы уж думали, совсем забыл старушек!

В больнице всё прошло спокойно. Вадим не оставлял мать ни на минуту. Он помогал ей вставать, кормил, отвлекал разговорами. А потом, уже ночью, сидел в палате с книжкой и вспоминал детство.

— Ты хороший сын, — прошептала мама однажды под утро. — Прости, что раньше не ценила.

— Мама… Оставим это. Всё уже прошло.

— Нет, Вадим, не прошло. Я многое поняла. Настя… Она сильная. Умная. Мне не хватило мудрости, чтобы принять её. Я всё пыталась бороться. За что — сама не знаю…

Он молчал. А потом тихо сказал:

— Ты не обязана с ней быть подругами. Но ты не имела права делать меня между вами.

Светлана кивнула. И заплакала.

Через неделю

Мать шла на поправку. Вадим уезжал. Прощаясь, она крепко обняла его.

— Не бойся. Я справлюсь. Ты теперь сам за свою семью отвечаешь. И ты молодец.

Он сел в поезд с облегчением, но и с грустью. Что-то изменилось. Он чувствовал, что это была, возможно, последняя попытка вернуть прошлое. Теперь мама старела. Быстро. И больше не будет такой, как раньше.

Дома

Настя встретила его у дверей. Без лишних слов обняла. Он крепко прижал её к себе и тихо прошептал:

— Спасибо, что отпустила.

— Спасибо, что вернулся таким, каким ушёл, — ответила она.

Ночью они долго не могли уснуть. И разговаривали.

— Она правда изменилась, — сказал Вадим. — Стала мягче. Понимает, что многое разрушила своими руками.

— Это хорошо. Может, когда-нибудь и я смогу с ней спокойно говорить.

— Она сказала, что больше не хочет между нами стоять. Хочет просто быть рядом, но по-другому. Без претензий.

— Посмотрим. Пока пусть восстанавливается. А мы — живём.

Новый удар

Прошло два месяца. Осень уже вступала в свои права, когда Вадиму снова позвонила тётя Оля.

— Вадим… Приезжай. Маме резко стало хуже. Метастазы. Врачи говорят — максимум несколько месяцев.

Он не стал ничего говорить Насте — просто поехал. Молча. Поездка была тяжёлой. Когда он вошёл в палату, Светлана Викторовна уже почти не говорила. Она только смотрела на него глазами, полными боли и… прощения.

— Мам… — он опустился на колени у кровати. — Я здесь.

Она слабо сжала его руку.

— Прости… Настю… за всё… — прошептала она. — Скажи ей… что я… благодарна… за тебя…

Это были её последние слова.

—

Прощание

Похороны были скромными. Настя приехала. Стояла рядом, держала Вадима за руку. Не плакала. Но в глазах её было что-то, что не нуждалось в слезах. Понимание.

После отпевания Вадим подошёл к кресту. Опустился на колено.

— Прости меня, мама. Я любил тебя. Но и семью свою я должен был сохранить. Надеюсь, ты теперь знаешь — я пытался быть сыном и мужем одновременно. Как умел.

—

Через год

Вадим всё чаще вспоминал мать. Но уже без злости. Без обид. Только с печалью и благодарностью. Он часто разговаривал с сыном о бабушке. Показывал фото, рассказывал, как она водила его в школу, как пекла оладьи по воскресеньям.

Настя слушала. Иногда — с лёгкой усмешкой. Иногда — с молчаливой грустью.

Но главное — с уважением.

—

Финал

Однажды, возвращаясь с дачи, Настя вдруг сказала:

— Ты знаешь, Вадим… Я думаю, я бы смогла с ней подружиться. Если бы у нас было чуть больше времени. И чуть меньше упрямства — у обеих.

Он кивнул. Долго смотрел в окно машины. А потом взял её за руку.

— А ты всё равно лучшая. Даже если она этого не говорила — она это понимала.